Расскажи, когда зародилась твоя любовь к фотографии?

Мои родители были фанатами фотографии, сами проявляли снимки в ванной. У меня очень много фотографий из детства, за что я очень благодарна своей маме, которая снимала меня не только в памятные события, с бантиками на празднике, но и в разных бытовых ситуациях. У меня были всякие технические новшества, например, полароид. С юности я снимала на пленку и цифровую мыльницу, снимала все, что видела. Я фотографирую осознанно уже больше 14 лет.

Как это переросло в более осознанное увлечение?

На втором курсе университета мама купила мне первую цифровую камеру перед поездкой в Норвегию, где у меня была практика. Это была самая простая зеркальная камера Sony. С этого всё и началось. Мне нравилось создавать абстрактные минималистичные фотографии. С одержимостью снимала уличную жизнь, природу, и долгое время — архитектуру. Я готовилась стать архитектором и это определило первые сюжеты моей фотографии. Я не задумывалась о том, чтобы зарабатывать на этом, но были мысли об участии в конкурсах, о своих проектах. Я снимала конструктивизм в Москве в 2014 году, когда это еще было не так модно, пробиралась в закрытые здания Мельникова типа Гаража Госплана, уговаривая охранника меня пустить, потому что «мне надо это сфотографировать». Сначала я преимущественно снимала то, что не говорит, и долгий путь внутреннего развития привел меня к съемке людей.

Когда ты поняла, что это больше, чем просто хобби?

Важный переломный момент в моей практике произошел в 2022-м году из-за многих фундаментальных изменений в жизни. Это был самый сложный период, но благодаря ему я обрела подлинную внутреннюю свободу. Она позволила мне начать познавать себя и мир, а важнейшим инструментом в этом процессе стало чистое творчество. Это сделало меня смелой и невероятно открытой новому опыту и миру в целом. Фотографирование побудило интерес к истории и теории фотографии. Я писала диплом на факультете истории искусства МГУ по фотоавангарду. У меня долго была дихотомия в голове: «я — художник» или «я — искусствовед»? Конечно, шесть лет искусствоведения оказали на меня влияние. Я долго не оставляла идею заниматься наукой и историей фотографии. Но всё-таки в 2022-м году поняла, что я — фотограф, что хочу создавать и реализовывать свой дар видеть. И важную роль в этом сыграла поездка в Дагестан, и то, что я неожиданно начала снимать в музее, — перейдя на новую должность — помощника Главного хранителя Пушкинского музея.

К музею вернемся чуть позже. Что привело тебя в Дагестан и в резиденцию «Сильно» в Дербенте?

В Дагестан я прилетела в ту же ночь, когда вернулась с Кольского полуострова, из поездки, посвященной документальной фотографии. Это был такой контраст. Я давно мечтала о Дагестане. Меня манили природа, горы, люди. Я давно наблюдала за Катей Краевой, помню, как купила журнал «Seasons» с ее интервью, в котором она рассказывала о покупке дома в Дербенте. Тогда же я увидела анонс резиденции и сразу записалась на созвон. Я очень люблю такой формат поездок, формат лаборатории. Если на Кольском полуострове мы были всего шесть дней, то тут две недели, и это мне мыслилось как реальное погружение в среду. Уже сейчас спустя время после поездки в Дагестан в том поворотном 2022 году я поняла, что меня исцелили люди, касание с ними, и творчество. У меня вообще не было никаких ожиданий. И это секрет счастливой жизни для меня.

Это прекрасная жизненная философия. Перейдем к проекту, над которым ты работала в резиденции «Сильно». В чем заключалась его основная идея и как ты решила её реализовывать?

Перед нашим с тобой интервью я нашла свои конспекты, сделанные накануне поездки в Дагестан. И то, что получилось в итоге, совпадает с одной из моих первоначальных идей. Мне хотелось исследовать практику фотографии в Дагестане. Это отголоски того научного подхода, который меня долго не оставлял. У всех регионов есть какая-то специфика, поэтому я хотела изучить семейные фотоархивы в Дагестане: как люди фотографировались, какие были фотоателье, какие техники использовались. Я хотела воссоздать какие-то повторяющиеся схемы и сценарии. Но это требовало, конечно, больших ресурсов и времени, которых у меня на тот момент не было. И уже находясь там, я поняла, что буду снимать про место через людей. Избрала стратегию отсутствия ожиданий, просто представила себя журналистом с определенной задачей, которую сама себе поставила — снимать здесь и сейчас то, к чему приведут случай и интуиция.

Почему решила придерживаться такой стратегии?

Мне нравилось, что я независимый автор, у которого нет фиксеров. Это такие люди, которые помогают налаживать связи и пробираться в определенное место. И еще мне вспомнилось такое понятие как практика волкинга (от англ. walk — гулять). Это вообще не только к съемке относится. Ты как бы прислушиваешься к себе. Вообще, секрет моей съемки и в музее, и в Дагестане, и где бы то ни было, это включенное внимание к тому, что тебя окружает, и к себе. Это чуткость и отсутствие ожидания, что ты сейчас хочешь снять. И это дарит такие жизненные чудеса, которые ты вообще не мог помыслить. Этот проект был и о людях, и о месте, и в то же время документацией моего перформанса с фотокамерой. Я просто шла по улицам, меня звали в гости, я, конечно, соглашалась, потом снова выходила на улицу, появлялся следующий человек, который тоже звал меня в гости… Так и проходили мои дни.

Сложно ли было получить согласие на съемку? С какой реакцией ты столкнулась?

Ты знаешь, я была в разных семьях, и фотоаппарат был основанием для моего присутствия там. В том числе он был предлогом для людей завязать со мной разговор. Я всегда искренне показываю свою доброжелательность. Видя меня, люди часто спрашивали: «Вы журналист?» или «Вы фотограф?» Я отвечала, что снимаю проект про Дагестан, про людей. И вот так завязывался разговор. Самые классные кадры получались тогда, когда человек раскрывался в его процессе, то есть мы были в со-бытие, что я очень люблю. Однако большая часть съёмки приходилась уже на середину беседы или финал. У меня все время в руках камера, но я очень деликатно снимаю, слушаю человека. У меня такой метод. Я люблю не постановочную документальную фотографию. И хотя в проекте были постановочные кадры, все они совершались уже после какого-то взаимодействия.

Какие моменты со-бытия оставили наиболее яркие воспоминания?

Мне сразу вспоминаются те, что произошли в селе Кубачи, где самым знаменитым ремеслом является создание художественных изделий из металла. Во-первых, мне представилась уникальная возможность понаблюдать за работой мастеров, которые из поколения в поколение передают свои секреты. Во-вторых, на главной площади села я встретила знаменитого поэта Ахмедова Мажида Ахмедовича. Он сразу привлек мое внимание образом, взглядом и лицом, которое красноречиво выражало его жизнь и личность. Это (показывает фотографию) навес в центре села, который был построен по его инициативе, как место отдыха кубачинцев и как небольшой музей по истории резного камня под открытым небом.

Что тебе удалось узнать о своем герое?

Семья поэта относится к известной кубачинской общине, из которой в 20 веке вышли многие деятели образования, культуры, производства. Мажид Ахмедович окончил Дагестанский государственный университет, работал учителем даргинского, русского языков и литературы в Кубачинской средней школе, стал заслуженным
учителем Дагестана, возглавлял родную школу. Он выпустил десятки книг со своими стихами на русском, даргинском, кубачинском языках, и считал очень важным сохранять родной кубачинский язык, учить ему детей, что отражает ценность для жителей Дагестана их родной земли, ее языка и традиций. Мажид Ахмедович писал стихи обо всем, что его волновало — о родном ауле, земляках, любви, дружбе, природе. Мне это очень близко, поскольку я делаю тоже самое через фотографию. В его стихах есть теплота и легкость, они легко ложатся на музыку. Он мне на телефоне показывал записи, как исполняют песни на его стихи. Одна из его последних книг называется «Делайте только добро». И я понимаю, что это один из главных принципов моей жизни. Я была просто очарована встречей с Мажидом Ахмедовичем. Он излучал невероятную жизненную энергию и доброту. Я его снимала в августе 2022 года, когда ему было 88 лет, а в 2024 году его, к сожалению, не стало.

Кто охотнее шел на контакт?

Дети были моими первыми проводниками в город. В семью. Я была поражена отсутствием у них границ между внутренней жизнью семьи и внешней, тем, что город — это как бы продолжение их дома. Я даже хотела сделать небольшую серию про то, как в Дербенте обустраивают место вокруг дома пуфиками, подушечками. А ещё у меня была детская чековая камера. И я дарила детям эти снимки, что конечно, их просто восхищало. Это было моим способом сказать спасибо.

Во время показа своего проекта на финальной выставке резиденции «Сильно» ты стремилась представить «композицию своих ощущений» от Дагестана. Как бы ты сегодня описала эти ощущения?

Самые классные кадры действительно получались после общения героями. Мои фотографии — калейдоскоп. Моим главным впечатлением от Дагестана были люди. Я не помню всех природных мест, где мы были, но я могу вспомнить каждый дом, в котором мне посчастливилось оказаться. Я думаю, что мне удалось подсветить то, что объединяет этих людей — невероятное радушие, доброжелательность, готовность впустить тебя в свое пространство и в свой мир. Исторически на этой земле жители все время впускали в свое пространство самых разных людей. Когда я задавала какие-то вопросы про семью, герои охотно на них отвечали. И говорили с такой гордостью! Это важно. Кажется, мне удалось, фотографируя эти семьи, показать важные ценности, которые можно назвать общечеловеческими. Но в каких-то других местах нашей страны они утрачиваются.

Да, в Дагестане действительно очень велика ценность семьи, родины, края.

Меня впечатлило сочетание замкнутости городского пространства и открытости людей. Поразили их независимость и внутренняя сила, устойчивая внутренняя свобода, неискоренимая ничем. И, конечно, гордость за свое происхождение. Дух места формировался под впечатлением от взаимодействия с людьми и впечатлением от природы. Мои кадры детей соседствуют с кадрами гор, словно эти горы показывают истоки их такого особенного самосознания и гордости за себя.

Какова была реакция зрителей на финальной выставке?

Я помню, с каким интересом они разглядывали фотографии. Всегда интересно посмотреть на то, как жизнь человека, который живет где-то рядом с тобой, увидена автором. Это как моим коллегам нравится рассматривать мои кадры так хорошо знакомого им Пушкинского музея. Это вдумчивый включенный взгляд человека, который в обычной жизни у нас отсутствует, потому что мы большую часть времени живем на автомате.

Давай помечтаем. Как бы ты хотела представить свой фотопроект о Дагестане?

Я бы очень хотела сделать книжку и выставку. Но чтобы на выставке были тексты или возможность послушать фрагменты аудио, которые у меня сохранились. А книга, мне кажется, могла бы воспроизвести идею моего пути, путешествия по Дагестану. Этот проект действительно здорово будет смотреться в книге.

В книге можно и географию твоего путешествия обозначить. В каких местах тебе удалось побывать?

Мы ездили в Гуниб, Чох, Сулакский каньон, Хунзах, Сиух, Кубачи. Но больше всего мне понравилось в Дербенте, где я жила большую часть времени.

Ты провела параллель с восприятием музейных работников твоих кадров музейной жизни. Давай попробуем сравнить твою практику фотографирования в музее и во время твоего путешествия по Дагестану. Кажется, что, когда ты снимаешь музей, например, монтаж выставки, то ты становишься наблюдателем этой жизни музея, не вовлекаясь в событие. Это более сторонний взгляд. Твоя практика знакомства с Дагестаном была связана с очень включенным взаимодействием с людьми, с героями съемки.

Я бы не разделяла характер и стиль съёмки по жанрам. Потому что можно и в Дагестане снимать людей немного отстранённо. Например, после того, как случается какое-то лёгкое касание с объектом съёмки, то можно просто продолжать идти дальше. И по музею я тоже могу идти, очароваться каким-то посетителем, снять его, улыбнуться ему и продолжить путь. А можно снимать людей в Дагестане, проживая момент вместе. И в музее также может завязать разговор с посетителями, как у меня часто бывает, или, например, с реставраторами, и получить более продолжительную съемку с разговорами и особой динамикой. Поэтому для меня это всё едино. Я люблю снимать как взаимодействуя с героями, так и просто чутко наблюдая. Секрет один — моя эмпатия и включенное внимание к пространству, месту, человеку.

Такой подход требует постоянной включенности и внимательности.

Внимание — это ключ ко всему вообще в жизни. Я исповедую этот принцип, и именно моё внимание позволяет мне находить что-то совершенно уникальное, замечать чудеса и подарки жизни. И мне все говорят: «Боже мой, как ты это видишь?» Путь к признанию наличия у себя уникального и притягательного видения был долгим и я невероятно рада, что сейчас в полной мере осознаю, как мое видение проявляется во всем, что я снимаю.

Ты определяешь себя как фотографа-художника. Чем он отличается от фотографа, по твоему мнению? Всегда ли фотограф — художник?

Фотохудожник — это человек, который понимает, что он автор, у него есть понимание идей и смыслов, пронизывающих все его работы. Это значит, что он осознает, что у него есть уникальный взгляд, который помогает выразить его ценности и смыслы, лежащие в основе его творчества. И для меня самое ценное, что моё авторство чувствуется во всём, что бы я ни снимала. Оно проявляется в визуальности фотографий, в их сюжетах, настроении и ощущениях, которые они вызывают у зрителей. Мои фотографии из музея очень нежные, потому что я нежная и чуткая. В них очень много трогательности и тактильности. В них считывается моё искреннее восхищение тем, что я снимаю.

Как бы ты описала свой метод съёмки?

Мой метод съёмки один — моё включённое внимание. И я отталкиваюсь от своей очарованности тем, что вижу, от своей завороженности наблюдаемым. Часто я снимаю просто не дыша. При этом я могу быть отстранённым человеком, который тихо снимает реставратора, а могу быть настоящим охотником. Когда на монтаже
разворачивается множество действий на квадратный метр, я просто с жадностью пытаюсь снять то, что меня восхищает и захватывает. Я очень люблю, когда ты просто «падаешь» в момент, который тебя очаровывает, «падаешь» в разговор с человеком, в тихое созерцание. И это секрет моих притягательных кадров, в которых есть глубина и уважение к тому, что я вижу, к тому, с кем говорю.

Все это чувствуется в твоих кадрах. Они не парадные в хорошем смысле этого слова, а очень теплые, человечные. Как будто ты пытаешься таким образом показать характер Пушкинского музея.

Да, мне хочется показать неуловимую внутреннюю жизнь. Жизнь людей в нем, жизнь произведений и жизнь самого пространства. Я снимаю то, что существует словно между строк, что остается за пределами внимания как людей, которые тут работают, так и посетителей. Посетители смотрят на стены, на предметы искусства. Хранители тоже смотрят на предметы искусства, но со своего ракурса. А я смотрю на это в целостности любящим это место взглядом, пытаясь схватить сложно уловимые процессы и состояния. И мне интересно показать невидимое обычному посетителю. Как музейные предметы перемещаются в пространстве музея и ведут диалог друг с другом, как о них заботятся реставраторы, как сосуществуют в музее посетители, хранители и произведения, как меняется пространство музея…

В завершение поделись, пожалуйста, с нашими читателями своими творческими планами.

В мае я уезжаю в долгое путешествие, в Париж и в Японию. Я обожаю японских фотографов, японскую культуру и принципы жизни. Я жажду поснимать стрит в Токио, и созерцательные фотографии природы. И в мечтах — издание книги со своими фотографиями музея ко дню его рождения.

Восхитительные планы. Пусть все сбудется! Надеюсь, что тебе удастся еще вернуться в Дербент и реализовать новые фотопроекты.

С радостью!

АВТОР
Варвара Новикова

ТЕГИ
Люди, Культура